КРАТКИЙ ПОРТРЕТ КУЗЬМИН Александр Викторович Родился в 1951 г. в г. Москве. Закончил МАрхИ, с 1974 г. работал в НИиПИ Генплана Москвы, где прошел путь от архитектора до начальника архитектурно-планировочной мастерской. В 1987-1991 гг. — главный архитектор НИиПИ Генплана. С 1991 по 1996 гг. — заместитель и первый заместитель председателя Москомархитектуры, начальник ГлавАПУ. С 1996 г.— главный архитектор г. Москвы, председатель Москомархитектуры. Академик Российской академии архитектуры и строительных наук, заслуженный архитектор РФ. Член Президиума Правления Союза архитекторов России. Председатель Совета главных архитекторов столиц СНГ и Совета главных архитекторов городов и муниципальных образований РФ. Александр Кузьмин — автор и соавтор более 50 градостроительных проектов, руководитель авторского коллектива по разработке Генерального плана развития Москвы на период до 2020 г. Среди самых заметных архитектурных работ последних лет — комплексный проект застройки микрорайона «Куркино», строительство новой Олимпийской деревни, реконструкция Гостиного двора, в ходе которой памятник был сохранен как уникальный архитектурный объект, при этом в нем образовалось универсальное пространство, используемое теперь и в коммерческих, и в культурных целях. — Что конкретно будет построено на месте гостиницы «Москва»? — Принято решение, что гостиницу будут строить. Она будет строиться и внешне полностью соответствовать проекту Щусева, в т.ч. с той градостроительной архитектурной ошибкой, которая во всех архитектурных анекдотах связана с именем «вождя всех народов». Это строительство скоро начнется. Но в отличие от гостиницы «Россия» (где сейчас предполагается строительство скорее части города, чем объекта: там предполагается воссоздание исторической планировки улиц, предполагается измельчить масштаб восприятия нового объекта по отношению к Кремлю), «Москва» будет восстанавливаться внешне именно в том виде, в каком она была. Предполагается, что это будет просто гостиница. Активно будет развиваться только подземное пространство, но не очень активно, как хотелось бы, потому что там есть определенные сложности, также, как когда мы строили Манеж — с подземными коммуникациями, в т.ч. с метрополитеном. Стоянки на 700 машино-мест. — Как Вы относитесь к перспективам развития панельного домостроения на ближайшее и отдаленное будущее? И к проекту строительства комплекса на площади Павелецкого вокзала глубиной до 30 м? — Давайте я начну со второго вопроса. Я отношусь положительно к этому комплексу по одной простой причине, что, в общем-то, за последние годы в мире изменилось отношение к улицам, дорогам и площадям. Сейчас они полностью принадлежат машинам. Поэтому у нас остается несколько путей, когда мы должны создавать полноценные пространства, где человек чувствовал бы себя спокойно. Одно из этих направлений — это на пересадочных узлах, а «Павелецкая» — это сильный городской пересадочный узел, где есть и вокзал, и метрополитен, и Садовое кольцо. Поэтому я считаю хорошим проект президента Союза архитекторов России Юрия Гнедовского и его «компании», который может быть очень быстро реализован. Если говорить про панельное домостроение, то я думаю, вряд ли какой-то архитектор скажет, что может его любить. Но в данной ситуации мы вынуждены были сохранить панельное домостроение в Москве. Во-первых, потребность в жилье в городе есть. Во-вторых, представьте, что правительство Москвы допустило бы роспуск ДСК, что получилось бы в городе? Это был бы определенный процент безработицы, причем не творческой интеллигенции, а крепких и здоровых людей, которым нечем себя занять. Поэтому я считаю, что в ближайшее время панельное домостроение должно сохраниться. Но я хочу отметить: если в доперестроечный период панельное домостроение занимало 95% всего строительства в городе Москве, и только 5% в жилищном строительстве, то сегодня порядка 35% у нас идет индивидуальное строительство и лишь оставшиеся проценты (большие пока) являются панельным домостроением. Но и панельное домостроение изменилось. Раньше мы строили дома 16-этажные, а 15-этажные построить не могли, то сейчас мы строим по совершенно другой системе, блок-секциями — значит, у дома может быть любая протяженность и этажность. Мы также получили поворотные секции, различные «рубашки» фасада. — Как вы относитесь к новому Градостроительному кодексу? — Я, как представитель исполнительной власти, считаю, что в той ситуации, в которой мы живем, если что-то принято, то у нас, к сожалению, это правильно. У представителей исполнительной власти есть всегда только одно правило: ты можешь сколько угодно высказывать свое мнение, но после того, когда принимается общее решение, ты должен действовать. Потому что иначе вообще ничего нельзя будет построить и ничего совершить. В данной ситуации мы не законодатели. Поэтому я не хотел бы высказывать особо свое мнение. У меня отношение к Градостроительному кодексу, знаете, как говорят про покойника — или хорошо или никак. Давайте лучше будет никак. — И все-таки, есть ли какие-то предложения архитектурного сообщества, которые предоставят в Думу для рассмотрения новых поправок к принятому Градостроительному кодексу? — Я могу откровенно сказать, что при принятии того кодекса, который был принят, на мнение Академии архитектуры, на мнение Союза архитекторов было просто наплевать. Ни одна поправка не была принята. Я сейчас думаю, вообще стоит еще раз унижаться?! Когда тебе обещают, а потом ты ничего не видишь. Когда тебя специально приглашают, с тобой работают, а потом это все расценивается как «эгоистический взгляд архитекторов на вопросы Градостроительного кодекса». Дело-то в том, что Москва — город особый с точки зрения того, что здесь живет 50% архитекторов России. У нас есть и научные силы, и все. Мне регионы жалко. Ведь противоречения-то в общем небольшие. Ну, например, правила застройки разрабатывает каждый муниципалитет. Ну, может быть, где-то и можно это сделать, но когда у нас, например, на всю Осетию один архитектор-градостроитель, он же главный архитектор республики, — я не знаю, как это можно сделать. Поэтому мы сейчас, еще раз повторю, как представитель исполнительной власти, в первую очередь работаем над корректировкой тех законов и тех положений, которые есть в Москве. С этим мы справимся в течение 2–3 месяцев. Как вы слышали, в любом случае уже откорректированная под новый Градостроительный кодекс редакция Генерального плана выходит на 3-е чтение в Думе. — Что будет на месте «Трансвааль-парка»? — Я вряд ли обрадую вас каким-то окончательным ответом. Если б это был городской объект, тогда, наверное, я бы четко смог ответить. Но здесь два вопроса. С одной стороны, что считает город, учитывая трагедию, с другой стороны, что хочет инвестор, который тоже прекрасно понимает, что произошло. Поэтому я не хотел бы сейчас говорить на эту тему. Проработки делаются. Главное, чтобы не было веселья на том месте, где была трагедия. — Где наиболее активно в центре Москвы ведется или будет вестись строительство? И будут ли сохранены памятники архитектуры от посягательств на застройку? — Я считаю, что тот накал, который был по этому вопросу, спал. Это произошло потому, что во всей этой кампании по охране памятников ничего, кроме имущественных вопросов, нет. Мне просто не хочется участвовать в этом процессе. Мне скучно и неинтересно. Мы стараемся сохранить памятники — можете мне верить, можете не верить — но это моя позиция. Вы знаете, что мы выпустили 40-й закон по Москве, который запрещает строительство в охранных зонах памятников архитектуры, не считая процесса регенерации, то есть воссоздания исторической застройки. Сначала он всех очень напугал, но ничего — живем и действуем по нему. Что именно застраивается в центре? В центре идет индивидуальная работа. Предполагается строительство театра Табакова в районе Садового кольца, в районе ул. Гиляровского. Жилищное строительство довольно тактично идет на сегодняшний день. Каких-то «взрывов» строительства в центре не будет. — Когда был принят 40-й закон? И что за проект собираются строить на Лужнецкой набережной, была информация, что это будет высотная постройка? Как проходит ландшафтно-визуальный анализ зданий на набережных, таких как Дом музыки? — Ландшафтно-визуальный анализ как обязательное действие введен 5 лет назад. А Дом музыки запроектирован и все контракты его были заключены уже 12–15 лет назад. Поэтому в данной ситуации это не попадало просто под срок. Если говорить про 40-й закон, если я не ошибаюсь, он был летом введен в действие. И сейчас как раз это все происходит. Если говорить про Лужнецкую набережную, вы совершенно правы, там есть два завода — «Союз» и «Телемаш». Инвестор сейчас подготовил на рассмотрение три варианта возможного развития этой территории: «мини», «макси» и «миди». Он хочет, конечно, «макси». Как мужчины, мы хотим «мини». Вы наверное видели устрашающую картинку — три гигантские башни. Этого не будет. Мэр этого не допустит, и я, как главный архитектор, однозначно этого не пропущу. Нельзя нарушить ту красивую панораму с Ленинских гор, которая существует на сегодняшний день. — Генеральный план вот уже шесть лет не менялся. Ваши комментарии по этому поводу. И насколько глубоко вы собираетесь планировать строительство в Москве? — Сначала про Генеральный план. Конечно, я, как один из его авторов, немного переживаю из-за отношения, которое федералы испытывают к нашему документу. Но меня успокоил наш мэр. Он сказал: «А что ты переживаешь? Кто проигрывает от того, что нет этого раздела?» Я подумал и понял — проигрывают те территории, которые должны быть официально за ними зарезервированы. Когда я это понял, мы решили выходить на утверждение Генерального плана в феврале на 3-м чтении в нашей Городской Думе. Имея приписку, что раздел столичных функций будет утвержден отдельным законом Москвы после решения этого вопроса Федерацией. Теперь про глубину. При нашем российском ленивом менталитете в глубину ниже чем на 3 яруса лезть не имеет смысла. Может быть я один такой, но я как себе представлю, что ставлю машину на минус четвертый уровень, мне как-то становится плохо. Здесь должны быть определенные пределы. В том числе и на Манежной площади это было. Почему выбрали 7 этажей? Во-первых, просто по геологии надо было столько рыть, чтобы можно было опереться. Но можно было по-другому решить. А в то время у нас не было того опыта, который есть на сегодняшний день. Поэтому я считаю, что подземные пространства, если говорить про технические этажи, могут их иметь не более четырех. Здесь никаких мировых подвигов ставить не надо. А нормативы? Вы знаете, что очень часто любят говорить, что мы строим высотные здания без нормативов — это совершенно неправильно. Мы разработали инструкции, которые утверждены на сегодняшний день федеральными органами. Госстрой перед своей кончиной успел их утвердить. В них прописан определенный порядок строительства таких зданий. Все согласования, которые должны быть, все специальные требования, которые разрабатывают (например, пожарные или другие специалисты). Мы будем все это приводить в общую систему. Честно говоря то, что вы спрашивали по Градостроительный кодекс… он нам сейчас корежит все градостроительные законы, которые мы разработали за 7 лет. — Скажите несколько слов о том, как по вашему мнению, влияет увеличение населения и количества автомобилистов на город? — Во-первых, Москва и ее население не так стремительно растет. Если мы возьмем Китай, то там за последние 10 лет появилось около 20-ти городов десятимиллионников. Понимаете? Десять лет назад это была деревня, а сегодня это 10 млн. Кстати, Москва знала большие демографические взрывы. Как правило всегда после каждой трагедии — будь это война или перестройка — начинался рост в Москве. Коллективизация — рост в Москве, индустриализация — рост в Москве, война прошла по стране — рост в Москве. Неудобства в жизни в целом по стране— рост в Москве. И я считаю, что решение этой задачи — оно не в Москве. По автомобилизации: такого взрыва не знает ни одна страна, ни один город мира — 250 тыс. прибавка машин каждый год! Это конечно очень существенно. Если восемь лет назад у нас был один миллион автомобилей, то сейчас три. И здесь беда в том, что если бы было все построено, что нарисовано в Генплане, конечно, было бы намного легче.