Электротранспорт
Проект Bellona Foundation по электромобилям стартовал не так давно, примерно пять лет назад. Тогда в Мурманск была привезена первая электрическая Tesla. Это был первый такой автомобиль в Мурманске и вообще Мурманской области. Три дня горожане его рассматривали, садились в салон, нажимали кнопки — знакомились с новыми технологиями.
В 2016 году с апреля по июнь был новый проект — создавалась первая в Заполярье станция по зарядке электромобилей. К тому времени в Мурманске уже появилась пара таких машин. Были найдены деньги, выбран подрядчик, но никто толком не знал, как эту станцию устанавливать, подключать. Представители достаточно известной в городе электромонтажной организации, имеющей двадцатилетний опыт работы, столкнулись с рядом трудностей при установке.
Первая в Заполярье станция для зарядки автомобилей появилась у мурманской гостиницы «Park Inn by Radisson — Полярные Зори». Сначала появилась идея просто подарить её городу, но оказалось, что российское законодательство такое сделать не позволяет. Поэтому станцию подарили гостинице с условием, что в течение двух-трёх лет на ней можно будет заряжаться бесплатно. Станция открылась в июне 2017 года. Эта станция рассчитана на зарядку двух электромобилей одновременно, и это станция медленной зарядки — турист приехал, поселился, за ночь зарядил машину и поехал по своим делам дальше.
Но даже одна единственная станция дала небольшой, но заметный прирост электромобильного туризма. Станция была размещена на специальном сайте Plugshare.com, где отображаются все зарядные станции мира. Через месяц после открытия объекта приехал на автомобиле первый турист из Австрии. А потом из Норвегии и Голландии, где наблюдается настоящий бум продаж электромобилей — более 80% проданных машин этой весной были электрическими. И, что особенно интересно, самый высокий рост продаж электромобилей в последнее время наблюдается на севере Норвегии.
Tesla легко преодолевает путь из норвежского Киркенеса до Мурманска. Другим моделям сложнее, поэтому было решено развить электромобильный проект и создать станцию подзарядки между этими городами. Благо это начинание пользуется поддержкой на уровне правительства Мурманской области.
В ноябре 2017 года был организован семинар, на котором обсуждались перспективы электромобильности в регионе, меры, которые необходимо предпринять для развития зарядной инфраструктуры. Этому процессу должен поспособствовать и меморандум о сотрудничестве, подписанный правительством Мурманской области, Bellona Foundation, филиалом ПАО «МРСК Северо-Запад» — «Колэнерго», ООО «АудитЭнергоГрупп» и ОАО «Гостиница «Полярные Зори».
Перспективными направлениями расположения зарядных станций участники мероприятия назвали трассы Мурманск-Киркенес, Мурманск-Лотта (Финляндия) и Кандалакша-Салла (Финляндия), а также крупные города в регионе: Мурманск, Оленегорск, Мончегорск, Апатиты, Кировск, Кандалакша.
Присутствовавший на семинаре заместитель губернатора Мурманской области Евгений Никора заявил: «Мурманская область должна быть в передовиках по зарядной инфраструктуре для электромобилей. Для этого не обязательно иметь много электрокаров непосредственно в самом Мурманске — мы можем ориентироваться на автомобилистов, которые будут приезжать к нам на электрокарах из других регионов и стран. Электромобили — это наступающая реальность. Кроме того, в нашем регионе много невостребованной энергии и экологически ответственное население».
Чтобы от Киркенеса до Мурманска могла доехать не только Tesla, появилось предложение поставить станцию зарядки в Старой Титовке, где есть площадка, кафе, туалет и маленький мотель. В принципе, это идеально подходящее место — посередине пути между Норвегией и Мурманском, но существует ряд технических трудностей, хотя техническое задание проекта уже разработано. Ещё одну станцию зарядки планируется поставить в городе Заполярном. Сейчас идёт поиск инвесторов и партнёров, поскольку требуются солидные суммы, которых нет ни у автора — исполнителя проекта, ни у областного правительства.
Для привлечения внимания к вопросу развития электромобильности авторы проекта в сотрудничестве с Ассоциацией развития электромобильного, беспилотного и подключённого транспорта и инфраструктуры (Санкт-Петербург) и Ассоциацией электромобилей Норвегии при поддержке правительства Мурманской области организовали в 2018 году автопробег Arctic Electric Rally. Среди участников — обладатели электрокаров из Белоруссии и России, которые стартовали 20 июня 2018 года из Санкт-Петербурга, и автовладельцы из Норвегии, выдвинувшиеся в путь утром 22 июня из норвежского Киркенеса. Было много зрителей, журналистов и широкое внимание общественности.
Побочным эффектом от этой нашей деятельности стали подвижки и в Норвегии, хотя эта страна — лидер в использовании электромобилей. Парламент Норвегии поставил цель: через шесть лет прекратить продажи в стране новых автомобилей, оборудованных двигателями внутреннего сгорания. При этом на севере Норвегии по сравнению с югом есть нехватка зарядных станций. В маленьком Киркенесе с населением 3500 человек порядка 20 электромобилей, и местный мэр во время предвыборной кампании клялся, что поставит зарядную станцию. Долгое время обещания не выполнялись. Местные электромобилисты укоряли мэра: даже в России в Мурманске уже есть зарядная станция, а у нас нет! И вот в конце прошлого года там открылись две быстрых зарядных станции по 50 кВт, от которых можно заряжаться бесплатно.
Сегодня появился план разработать и завершить проект создания станций зарядки по трассе «Мурманск — СанктПетербург». Однако это достаточно долгосрочный проект, требующий вовлечения правительств разных регионов и больших инвестиций.
Одна из серьёзных проблем в развитии «электромобильности» в России заключается в том, что электротранспорт наиболее эффективен в экологическом смысле в том случае, когда он потребляет энергию возобновляемых источников: ветряков, солнечных панелей и прочих видов ВИЭ. А с ВИЭ в России пока всё очень плохо. В России зарядные станции, питающиеся от ВИЭ, можно пересчитать по пальцам. Сейчас главный плюс от электромобилей — это снижение загрязнения воздуха в населённых пунктах. В том числе и потому, что в российских реалиях электромобиль — это в первую очередь городской транспорт. В Европе несколько иначе, поскольку там можно через два часа езды оказаться уже в другом государстве. У нас несколько часов едешь только по одной не самой большой области. Поэтому нужно опережающее развитие инфраструктуры. И тут можно обратиться к опыту Китая, где по основным магистралям создана цепь станций, где подъехавшему электромобилю в считанные минуты заменяют разряженный аккумулятор на «свежий».
Ветроэнергетика
Что касается Мурманской области, то здесь строится ветропарк. Его запуск запланирован на 2021 год. К сожалению, пока не получается обеспечить передачу генерируемой им энергии в общую сеть, поэтому электромобили всё равно будут питаться из «общего котла», где энергия ВИЭ будет «смешана» с электричеством от Кольской АЭС. Последняя, понятное дело, к возобновляемым источникам энергии отношения не имеет.
Bellona Foundation много сил вложила в продвижение этого проекта. Его история насчитывает 15 лет — с того момента, когда только родилось предложение о строительстве, и до дня, когда компания ПАО «Энел Россия» выиграла конкурс по договору предоставления мощности (ДПМ) и приступила к возведению ветропарка в 200 МВт.
Ещё один важный проект, который стоит отметить, — это выпуск реестров по ВИЭ в Мурманской, Архангельской областях и Карелии. Он потребовал большой и длительной работы по сбору информации и её систематизации. В реестр вошли все энергетические установки, которые работают на ВИЭ. В первую очередь — небольшие ГЭС.
В области работы по развитию ВИЭ и развитию зарядной инфраструктуру для электромобилей мы тесно сотрудничаем с властью. Представители компании входят в несколько оргкомитетов по организации соответствующих ежегодных мероприятий в Мурманске. Среди них фестиваль энергосбережения и энергоэффективности «ВместеЯрче», конференция «СевТЭК: Северный топливно-энергетический комплекс» и другие.
Знакомство с Bellona Foundation
Некоммерческая общественная организация (экологическое объединение) Bellona получила широкую известность в конце 1980-х годов благодаря зрелищным акциям, организованным против ряда норвежских промышленных компаний, на совести которых были экологические прегрешения. А в 1996 году организация опубликовала прогремевший на весь мир доклад о радиационных опасностях на Северо-Западе России. С тех пор Bellona значительно расширила свою деятельность за пределы Норвегии и России. В число самых трудных задач организации по-прежнему входит радиоактивная и ядерная угроза, исходящая со стороны Северо-Западного региона РФ. Главной функцией Bellona является установление конструктивных связей между обществом, заинтересованным в сохранении окружающей среды, исследователями, правительствами и бизнесом. Bellona также осуществляет ряд проектов, посвящённых решению глобальных экологических проблем, прежде всего борьбе с глобальным потеплением, в том числе используя ВИЭ. Также Bellona занимается информационно-аналитической деятельностью, публикуя уникальные доклады и обзоры, касающиеся состояния окружающей среды и крупнейших экологических угроз. На сегодняшний день в России ООО «Экологический правовой центр «Беллона» продолжает начатую Bellona правозащитную деятельность, осуществляя экологически-значимые проекты и реализуя новые планы в сфере экологии.
Самое опасное в мире плавучее хранилище ядерного топлива
Bellona Foundation пришла в Россию в момент перестройки нашего общества, когда стало возможным разговаривать о вещах прежде секретных, обсуждать вопросы, которые десятилетиями были «государственной тайной». И когда такие обсуждения стали приносить реальный результат. В первую очередь это касалось острейших проблем ядерного, радиационного наследия СССР.
В этом контексте стартовым стал проект, связанный с плавучей технологической базой (ПТБ) «Лепсе». Это судно поистине представляло собой «экологическую бомбу» замедленного действия. Обсуждение данной проблемы в ведомствах СССР и России начали ещё в 1986 году. Однако не было финансирования, потому ни о каких работах речи не шло. В 1992-м Минатом России начал разработку проекта утилизации ПТБ, но в 1994 году работы прекратились. Предложение, которое обсуждалось достаточно серьёзно, заключалось в том, чтобы захоронить «Лепсе» вместе с отработавшим ядерным топливом (ОЯТ) и тоннами радиоактивных отходов на Новой Земле.
Немного истории. ПТБ «Лепсе» построили более 80 лет назад. С 1962 по 1981 годы она использовалась для обеспечения перезарядки реакторов атомных ледоколов. С 1981 года она встала на отстой всего в двух километрах от Мурманска. В хранилищах судна скопилось 639 отработавших тепловыделяющих сборок (ОТВС) атомных ледоколов. Суммарная радиоактивность на борту судна приблизительно равна 28 тыс. ТБк (или 750 тыс. Ки, см. врезку). По данным экспертов Мурманского морского пароходства, часть сборок имела механические повреждения, и извлечь ОТВС из хранилищ стандартным способом было уже невозможно.
Генеральный директор Экологического правового центра «Беллона» (ЭПЦ «Беллона») Александр Никитин делится архивными данными: «В это судно складировали — нередко с нарушением технологии — ядерное топливо с атомных ледоколов. Выгрузить его не представлялось возможным. Невозможно было и ждать, когда по какой-нибудь трагической случайности судно затонет».
Шёл 1994 год. О «Лепсе» в то время было больше всего информации по сравнению с другими ядерно-опасными объектами на Кольском полуострове. Тогда на «Атомфлоте» работал Андрей Золотков. Он был народным депутатом СССР, а депутаты в то время имели серьёзные полномочия и могли говорить о многом. Начался серьёзный разговор о дальнейшей судьбе ПТБ. И это стало стартовым проектом Bellona Foundation в России.
Рассказывает Андрей Золотков: «В то время многое из деятельности с ядернои радиационно-опасными объектами было засекречено. Мурманское морское пароходство, владелец ПТБ «Лепсе», посчитало возможным предоставить общественности информацию о сбросе жидких и твёрдых радиоактивных отходов в Баренцево и Карское моря. Параллельно появились сведения и о проблеме «Лепсе». В то же время и Минобороны СССР предоставило информацию о затопленных атомных подводных лодках в районе Новой Земли. Я посчитал возможным обнародовать эти сведения, потому что они нарушали международную Конвенцию (London Dumping Convention), которую Советский Союз подписал».
Единицы измерения радиоактивности
Единицей измерения радиоактивности служит «беккерель» (Бк, Bq), равный одному распаду атомного ядра в секунду. Часто используют единицу «кюри» (Ки, Ci) — один кюри соответствует числу распадов в секунду в грамме радия (1 Ки = 3,7×1010 Бк). Известная единица «рентген» (Р, R) служит для определения экспозиционной дозы полученного излучения. Один рентген соответствует дозе рентгеновского или гамма-излучения, при которой в 1 см³ воздуха образуется 2×109 пар ионов (1 Р = 2,58×10–4 Кл/кг).
Для оценки действия излучения на вещество измеряют «удельную поглощённую дозу» — поглощённую энергию на единицу массы — «рад» (от англ. Radiation Absorbed Dose, RAD). В системе СИ используют единицу «грей» (Гр, Gy) — 1 Гр = 100 рад = 1 Дж/кг, то есть поглощённая доза равна одному грею, если в результате поглощения ионизирующего излучения вещество получило 1 Дж энергии в расчёте на 1 кг массы.
Поскольку эффект воздействия различных видов излучения неодинаков, то для оценки биологических последствий используют биологический эквивалент рентгена «бэр» (он же Roentgen Equivalent of Man, REM). Доза в бэрах эквивалентна дозе в радах, умноженной на коэффициент качества излучения. В системе СИ для эквивалентной дозы введена специальная единица «зиверт» (Зв, Sv) — количество энергии, поглощённой 1 кг биологической ткани, равное по воздействию поглощённой дозе гамма-излучения в 1 Гр (умноженной на коэффициент качества излучения), то есть 1 Зв = 1 Гр = 1 Дж/кг = 100 бэр. Обычно эквивалентную дозу измеряют в миллибэрах (мбэр, 10–3 бэр) или микрозивертах (мкЗв, 10–6 Зв) — 1 мбэр = 10 мкЗв. Безопасным считается уровень радиации до 0,5 мкЗв в час (до 50 мкР/ч).
Эксперты Bellona Foundation начали собирать информацию из всех возможных источников, анализировать её и обсуждать со всеми, кто мог хоть чем-то помочь в решении проблемы. Уже тогда стало очевидно, что у России 1990-х годов денег на ликвидацию этого проблемного объекта нет. Понимая, что загрязнения не признают границ, и серьёзный инцидент с «Лепсе» отразится на всей Европе, норвежское экологическое объединение Bellona Foundation вступило в диалог с руководством стран Евросоюза.
В 1994 году организация и Мурманское морское пароходство (в его управлении находилась плавбаза «Лепсе») организовали конференцию на борту атомного ледокола «Сибирь». В ней участвовал комиссар Европейского сообщества по вопросам охраны окружающей среды Иоанис Палеокрассас. После этого в Мурманск приехали эксперты Европейского сообщества, включая представителей Европейского Фонда технического содействия странам СНГ Евросоюза (TACIS) и Главного директората XI (DG XI).
23 мая 1995 года нами была организована встреча в Осло между DG XI и представителями Мурманского морского пароходства — это можно считать официальным стартом проекта, в работе над которым объединили усилия представители России, США и ряда европейских стран. Основная часть финансирования должна поступать от Европейского сообщества.
В июне 1996 года был создан Совещательный комитет по проекту «Лепсе», куда вошли представители 18 различных государственных органов Российской Федерации, Европейского Сообщества, Норвегии, Франции и США. Западные компании взялись разработать необходимые технологии, изготовить оборудование.
В то время ни в Европе, ни в России не было опыта сотрудничества в таких сложных проектах. Сказывалось и наследие СССР, связанное с бюрократическими «особенностями», секретностью и прочими вещами, которые тормозили проект.
Периодически и западные, и российские участники проекта заявляли, что процесс двигается медленнее, чем предполагалось. Стороны долго «притирались» друг к другу. Многое в конечном результате зависело от инициативы и энтузиазма. К примеру, в 1998 году депутат Государственной думы РФ Степан Сулакшин предложил организовать большую международную встречу, чтобы каждый мог высказать всё, что наболело, рассказать о том, что мешает продвижению проекта и выработать совместный путь решения проблем. Bellona Foundation поддержала эту инициативу, и 10–11 февраля 1998 года в Брюсселе собрались более 50 представителей государственных структур и промышленности Востока и Запада. Российские и европейские парламентарии создали рабочую группу, члены которой стали выступать посредниками между парламентами стран. Наши представители координировали работу группы.
Год за годом проект продвигался, но иногда казалось, что он останавливается, и Bellona Foundation приходилось обращаться в высокие инстанции. К примеру, в 2010 году пришлось написать открытое письмо главе «Росатома» Сергею Кириенко с просьбой устранить бюрократические препятствия: «…сегодняшнее состояние финансовых и технических компонентов проекта «Лепсе» ни в коей мере не могут быть сдерживающими факторами для его практической реализации. Остаётся предположить, что на данном моменте внутри ГК «Росатом» происходило аппаратно-бюрократическое торможение проекта ”Лепсе”».
В 2012 году Александр Никитин в сердцах заявил: «Создаётся впечатление, что международная и российская бюрократия способны загубить любой проект, что и доказывает опыт проекта ”Лепсе”».
Тем не менее, именно в этом году судно перевели на судоремонтный завод «Нерпа» (город Снежногорск, Мурманская область) для начала работ по утилизации. Казалось, что история, продолжающаяся 18 лет, подошла к концу… Ан нет! Изменилось только географическое положение «Лепсе». Судно так и не смогли установить для начала работ на стапельную плиту завода «Нерпа». На стапеле стояла первая российская атомная субмарина К-3 «Ленинский комсомол», которую предложили сделать музеем, но согласование этого вопроса затянулось на многие годы. Министерство обороны РФ никак не могло решить: утилизировать подлодку или дать денег и превратить её в музей. А плавбаза «Лепсе» — самое опасное плавучее хранилище отработавшего ядерного топлива в мире — почти два года простояло у причала, ожидая кабинетного решения о судьбе К-3. И только 28 октября 2014 года к 16:00 завершилась уникальная операция по переводу «Лепсе» на стапельную плиту судоремонтного завода «Нерпа». Плавучая жизнь плавбазы закончилась.
Так Bellona Foundation и российские организации Эколого-правозащитный центр «Беллона» вместе с НКО «Беллона-Мурманск» завершили важнейший проект, для реализации которого удалось привлечь € 53 млн иностранной помощи.
Сейчас начался процесс выгрузки ОЯТ при помощи специальной техники. Ожидается, что в конце 2019 года первый транспорт со специально подготовленными контейнерами отправится на Урал на комбинат «Маяк».
Проект ликвидации хранилища ОЯТ на «Лепсе» был первым, но не единственным, связанным с ядерным наследием СССР. Это был уникальный опыт. На нём Bellona Foundation «обкатала», опробовала разные подходы, получила бесценный опыт, который позволил принять участие в более сложных проектах ликвидации военного ядерного наследия: хранилищ в губе Андреева, Сайда-губе, Гремихе.
Деление атомного ядра на примере капельной модели
Капельная модель ядра в упрощённой форме даёт представление о сути процесса деления ядер атомов радиоактивных нуклидов химических элементов. Рассмотрим деление ядра урана-235. После захвата ядром 92235U первичного нейтрона образуется промежуточное ядро (92236U)∗, которое находится в возбуждённом состоянии.
При этом энергия нейтрона равномерно распределяется между всеми нуклонами, а само промежуточное ядро деформируется и начинает колебаться. Деформация ядра при колебаниях оказывается настолько большой, что в нём образуется «перетяжка». Ядерные силы, действующие в этой узкой «перетяжке», уже не могут противостоять кулоновской силе отталкивания частей ядра, и оно распадается на два «осколка», которые разлетаются в противоположные стороны. При делении ядра урана-235 могут возникнуть около ста различных изотопов с массовыми числами от 90 до 145. Одна из таких реакций деления — с образованием изотопов бария 56144Ba и криптона 8936Kr, а также трёх вторичных нейтронов 10n, — показана на схеме. При делении ядер тяжёлых атомов выделяется большая энергия — около 200 МэВ (≈ 3,2×10–11 Дж) при делении каждого ядра. Например, при полном делении всех ядер, содержащихся в 1 г. урана, выделится такая же энергия, как и при сгорании 3 тонн угля или 2,5 тонн нефти.
Военные ядерные «могильники»
История с «Лепсе», по мнению Александра Никитина, — это ещё «цветочки» по сравнению с другими объектами военного ядерного наследия СССР.
Специалист приводит устрашающие данные: «На «Лепсе» отработавшее ядерное топливо (ОЯТ) находилось внутри корпуса судна в специальном хранилище, которое было изолировано от окружающей среды. В губе Андреева три блока сухого хранения (БСХ) для ОЯТ построили солдаты стройбата во времена СССР, и эти сооружения были рассчитаны на непродолжительный срок эксплуатации, а прошло с тех пор более 25 лет. Ситуация приближалась к катастрофической. Дошло до того, что стали появляться статьи, где говорилось, что ядерное топливо начало «просыпаться», и при определённых условиях может возникнуть опасность самопроизвольной цепной реакции».
Процитируем книгу «Ядерная губа Андреева», написанную в 2009 году одним из руководителей ликвидации радиационной аварии на технической базе Северного флота в губе Андреева Анатолием Сафоновым в соавторстве с Александром Никитиным: «Среди подводников, служивших в Западной Лице, где базировались самые современные по тем временам атомные субмарины, береговая техническая база в губе Андреева пользовалась дурной славой. О ней ходило много легенд, ужастиков и прочих «сказок». Среди подводников это место именовалось «алкашёвкой», из-за того, что туда ссылали всех тех, кого списывали с подводных лодок… Ни в одной стране нет хранилища отработанного ядерного топлива, в котором содержится 34 тонны использованного в реакторах высокообогащённого урана в виде 22 тыс. ОТВС в аварийных условиях, при которых невозможно контролировать его состояние…»
И ещё из воспоминаний: «Когда я пришёл служить в губу Андреева, первым делом меня познакомили с хранилищем отработанного ядерного топлива, то есть со зданием №5. Когда я впервые зашёл в хранилище, ужаснулся. Подобного кошмара не видел в жизни никогда и не представлял, что такое может быть. Въезд в здание №5 украшали полусорванные с петель огромные ворота, деформированные перевозящими ОЯТ автомобилями. Внутри здание было разрушено, электрооборудование в аварийном состоянии, через крышу здания во многих местах можно было любоваться северным сиянием. И что самое ужасное — колоссальные уровни загрязнённости бета-частицами, гуляла отражённая от плит и стен гамма-волна. Внутри здание было полностью радиоактивным. Если с крыши здания на голову попадала капля воды, то голову приходилось дезактивировать очень долго, ибо в капле воды находились десятки тысяч бета-частиц…
Личный состав, работающий в здании №5 и БСХ, подвергался радиационному облучению ежедневно. При этом радиологи, работающие у нас в части, практически не выполняли своих функций. Для меня, как начальника смены, было большой проблемой загнать офицера-радиолога в зону строго режима, где велись работы с радиоактивными веществами. Принятая сейчас [на момент, описываемый свидетелем] допустимая доза от внешних источников облучения для лиц, непосредственно работающих с излучениями, составляет 5 бэр в год. При этом подчёркивается, что во всех случаях надо стремиться к максимально возможному снижению фактической дозы облучения, даже если эта доза не превышает предельно допустимой. В период ликвидации радиационных аварий и ядерно-опасных завалов прикомандированным матросам давали дозу в 25 бэр, а затем перешли на 10 бэр. По признанию начальника службы радиационной безопасности, матросы получали дозы облучения значительно больше, чем им говорили. Иногда для обмана работающих с радиоактивными веществами им выдавали незаряженные дозиметры, которые не фиксировали дозу облучения человека, которому он был выдан…
В феврале 1982 года из-за нарушения герметичности одного из хранилищ в море потёк радиоактивный «ручей». Ликвидация аварии шла с 1983 по 1989 годы, и за это время в Баренцево море вытекли сотни тысяч тонн радиоактивной воды».
Александр Никитин: «Решение проблемы хранилищ губы Андреева осложнял тот факт, что это был военный объект. Пока его не передали «Росатому», всё было очень и очень сложно. Практическую работу удалось начать примерно с 2000 года. Разруха на объектах была жуткая. Военные просто ушли, всё бросив, и никто даже толком не знал, где какие активные зоны размещены, каковы их характеристики».
В истории с губой Андреева Bellona предприняла активные усилия в поиске международных институтов, которые могут помочь экспертами и деньгами. Удалось привлечь структуры Евросоюза, Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР), правительств Великобритании, Норвегии, Финляндии, Италии…
Важным вопросом был контроль расходования средств: удалось создать специальную международную структуру, которая следила за денежными потоками. Это было крайне важно, так как планируемый в губе Андреева проект предполагал большие строительные работы, где традиционно велики возможности нецелевого использования средств.
Чтобы обезвредить объекты в губе Андреева, для начала нужно было создать инфраструктуру: дороги, электроснабжение, пирс, санитарно-защитные конструкции и оборудование. Проблему решали шаг за шагом, и в 2017 году на место прибыли высокие гости во главе с губернатором Мурманской области, чтобы поздравить друг друга с окончанием подготовительных работ. Торжественно открыли комплекс по перегрузке топлива…
Сейчас процесс извлечения отработавших ядерных отходов продолжается и, по самым предварительным оценкам, закончится он примерно через десять лет. На этом закончится ликвидация ядерного хранилища, равного которому, пожалуй, не было во всём мире — по степени разрухи и опасности.
В пятидесяти километрах по прямой от губы Андреева расположен ещё один объект приложения сил организации Bellona Foundation. В губе Сайда находились на плаву реакторные отсеки выведенных из эксплуатации атомных подводных лодок. После распада СССР их начали выводить из эксплуатации десятками: выгружали топливо из реактора и отправляли на завод, где вырезали реакторный отсек вместе с двумя соседними: так «пропитанный» радиацией кусок лодки не потонет.
В Сайде скопилось около сотни таких трёхотсечных блоков, где опасность представлял центральный реакторный отсек — «гора» радиоактивного металла.
В этом проекте основным партнёром России была Федеративная Республика Германия, которая выделила € 650 млн. Участвовала в проекте и Италия.
Александр Никитин: «Пришли немецкие инженеры со своими технологиями и построили идеальную площадку километра полтора длиной. 18 июля 2006 года при участии министра экономики Германии состоялась церемония запуска первой очереди проекта — на стапельную плиту установили первые реакторные отсеки. 1 сентября 2011 года весь объект был торжественно сдан в эксплуатацию».
Технология такова: отрезают два смежных отсека по бокам, а оставшийся реакторный устанавливают на площадку. В августе 2019 года в губе Сайда был поднят из воды последний трёхотсечный блок, который поступил на доработку в одноотсечный. Кроме остатков АПЛ, в губе Сайда на длительное хранение поставлены и ещё будут размещены радиоактивно-загрязнённые части атомных ледоколов и судов атомно-технологического обеспечения.
Александр Никитин: «В чём преимущество международного сотрудничества в наших условиях? В том, что международная общественность, участвуя, знает, что в реальности происходит. Нет домыслов, к примеру. Всё под контролем. Как только международный «догляд» уходит, тут же начинается: это коммерческая тайна, это военная тайна. А в условиях этих «тайн» может быть всё, что угодно. В последнее время стали возникать проблемы с предоставлением финансирования. В 1990-е годы, когда сотрудничество начиналось, все понимали, что у России денег нет. А теперь мы строим атомные лодки каждый год, и у партнёров возникает законное недоумение: если у вас есть деньги на новые лодки, так почему вы не направите часть из них на решение своих проблем? Почему финансировать это должны мы? Партнёры уходят из проектов. Работать всё тяжелее. Пока удаётся доказывать, что нельзя бросать всё, когда вложено столько сил и столько денег в важный проект. Нужно закончить его во что бы то ни стало».
Работа Bellona по ликвидации опаснейшего ядерного наследия на севере России представляется крайне важной с разных точек зрения. Ведь сотрудничество с зарубежными партнёрами дало России очень многое: не только деньги, но и технологии, опыт. А главное то, что на Кольском полуострове удалось серьёзно снизить опасность от накопленных проблем.
Экспертная работа
Bellona Foundation уделяет сравнительно мало внимания и сил акциям, стараясь сосредоточиться на аналитической, экспертной работе. Решение проблемы напрямую зависит от того, насколько глубоко и профессионально её изучили.
Свежий результат подобной работы Экологический правовой центр (ЭПЦ) представил в Москве на июньской прессконференции в агентстве «Интерфакс». Это был краткий обзор ситуации, которая сложилась в России в области обращения с отходами I и II классов опасности (см. врезку): какой объём отходов накоплен, сколько ежегодно их образуется, как работает система учёта, какие есть мощности для обезвреживания, утилизации, хранения и захоронения.
Мы выступаем здесь как беспристрастный исследователь, имеющий задачу показать, что проблема обращения с отходами I и II классов опасности реально существует и является потенциальной угрозой для людей и окружающей среды. Тут же показывается, что нужно предпринять для решения проблемы.
Государство должно активнее участвовать в обращении с отходами первых двух классов опасности. Сейчас, в отличие от ситуации с радиоактивными отходами, в России нет ясности ни по одному из вопросов, касающихся этих веществ. Нужно оценить, каковы должны быть мощности для их обезвреживания; какие, где и сколько таких мощностей должно быть; какова экономическая составляющая вопроса. Сейчас многие вопросы обращения с отходами I и II класса опасности находятся в «серой зоне», а она граничит с «зоной криминала», и это сильно беспокоит экологов.
Это новая тема для Bellona Foundation.
Сейчас организация сделала только первый шаг в осмыслении проблемы. Впереди ещё много работы.
Гораздо лучше изучена нами проблематика, связанная с общими проблемами ядерной безопасности, которым посвящено более 20 докладов, не считая аналитических документов по конкретным проблемам или объектам.
Как строится экспертная работа ЭПЦ, рассказывает Александр Никитин: «Сначала делаем общий обзор: что мы имеем прямо сейчас. Потом — анализ, исследование каждой составной части общей проблемы. Собираем экспертные заключения и рекомендации. Сводим вместе, стараемся скомпоновать материал так, чтобы он был чётким, полным, информативным и пригодным для использования. При этом нужно для начала самим глубоко разобраться — что происходит. Иначе не получится объяснить другим понятным языком. А это главное — мы ведь не в вакууме, вокруг нас люди, у которых возникают вопросы, которые хотят понимать, что происходит и как это влияет на их жизнь. Ведь не настолько все грамотны в таких вещах, как ядерные проблемы.
Аналитика — это сложный вопрос. В общественном поле не так уж много экспертов. Тех, кто не привязан к какому-то ведомству, и которые могут сделать хорошую грамотную работу. Они, как правило, занятые, с ними надо договариваться и платить, ведь это большая, нелёгкая работа. Всё нам приходится планировать, организовывать, рассчитывать время и ресурсы. Это непрерывная, каждодневная работа. При этом надо смотреть, что пишут коллеги. Чтобы «не изобретать велосипед», обязательно нужно следить за работами, которые уже сделаны, описаны.
Важная вещь — это адаптация. Эксперты, которые работают в академических институтах, говорят и пишут на своём языке. Он непонятен непосвящённым. Учёные готовят объёмный документ со специальной терминологией, формулами. Его нужно сделать доступным для общественности, раскрыть суть понятным языком, не уходя в излишние детали. Это тоже отдельная экспертная работа, необходимая для эффективной работы экологических организаций и активистов».
Bellona старается использовать максимум связей и возможностей, которые приближают её к цели. Хороший пример такого подхода — это проект по утилизации плавбазы «Лепсе». Если бы ЭПЦ не работала плотно с «Атомфлотом», местными и федеральными властями, правительствами других стран, то ничего бы не получилось. Этот подход, в частности, объясняет многолетнее присутствие организации в консультационных структурах «Росатома». В общественном совете этой корпорации работает Александр Никитин.
«У нас идут постоянные консультации. К примеру, в рабочей группе при Общественном совете «Росатома», которую я предложил создать из сторонних экспертов, не входящих в сам совет. Для обсуждения вопросов, связанных с захоронениями радиоактивных отходов (РАО). Важно было обсуждать их с теми специалистам, которые минимально связаны со структурами «Росатома». Для максимальной объективности. Нахождение в Общественном совете даёт важные преимущества. К примеру, мы внутри своей организации планируем сделать большой анализ проблем вывода из эксплуатации первого блока Ленинградской АЭС. Для этого важна рабочая связь, сотрудничество с экспертами «Росатома». Мы его имеем. Благодаря этому у нас есть санкционированный руководством «Росэнергоатома» доступ к большому массиву документов по проблеме. Это важно для общественности, которая обеспокоена тем, как «отключают» первый блок ЛАЭС. Конечно, не всегда нам удаётся сделать так, чтобы наши предложения были приняты. Ну что же, мы будем продолжать и, в конце концов, убедим принять. Что тут критически важно — решения Общественного совета подписываются руководителями «Росатома» и становятся обязательными для всех подведомственных предприятий и структур», — рассказал Александр Никитин.
Классы опасности вредных веществ и отходов
Согласно ГОСТ 12.1.007–76 «Вредные вещества. Классификация и общие требования безопасности» вредное вещество при контакте с организмом человека в случае нарушения требований безопасности может вызывать производственные травмы, профессиональные заболевания или отклонения в состоянии здоровья, включая здоровье последующих поколений. Установлено четыре класса опасности вредных веществ в зависимости от норм и показателей: 1-й класс — чрезвычайно опасные, 2-й — высокоопасные, 3-й — умеренно опасные и 4-й — малоопасные. Для отходов в соответствии с приказом Министерства природных ресурсов РФ от 15 июня 2001 года №511 установлено пять классов опасности по степени воздействия на окружающую природную среду (ОПС): I-й класс — чрезвычайно опасные, II-й — высокоопасные, III-й — умеренно опасные и IV-й — малоопасные. Степень вредного воздействия отходов I класса опасности на ОПС очень высокая, сопутствующая экологическая система необратимо нарушена, а период восстановления отсутствует. К чрезвычайно опасным отходам относят: отходы полихлорированных дифенилов и терфенилов, полибромированных дифенилов; трансформаторы с пентохлордифенилом; конденсаторы с пентохлордифенилом; конденсаторы с трихлордифенилом; шлам, содержащий тетраэтилсвинец (антидетонационные присадки и отходы, содержащие металлоорганические соединения); крезол и остатки крезола; синтетические и минеральные масла, содержащие полихлорированные дифенилы и терфенилы; отходы солей мышьяка; ртутьсодержащие изделия; отходы асбеста, асбестовую пыль и волокно и др.*. Степень вредного воздействия опасных отходов II класса опасности на ОПС — высокая, сопутствующая экологическая система сильно нарушена, период восстановления — не менее 30 лет после полного устранения источника вредного воздействия. К высокоопасным отходам относят следующие: медно-жильный освинцованный кабель; свинцовые аккумуляторы; остатки рафинирования нефтепродуктов, отходы кислых смол, кислого дёгтя; аккумуляторные щёлочи; аккумуляторную серную кислоту; отходы хлорида меди и солей свинца; незагрязнённые свинцовые опилки и др.*.
---
* В чистом виде или в составе изделий и устройств, отработанных, потерявших потребительские свойства, или брак.